Эдди носится с будущей поездкой и чувствует себя просто где-то на вершине. Потому что это реально невероятно здорово — собираться куда-то отдыхать с человеком, с которым ему настолько заебись проводить время. Несмотря на все его бурчание — на любое его бурчание — и откровенную грубость. Эдди не возражает и не реагирует негативно. Он не умеет, кажется.
А еще он чувствует себя пиздец каким важным. И все равно считает, что отмечать этой поездкой они будут не только прошедший день рождения Трента, но и тот факт, что он наконец-то натянул на себя жилет. Пусть он этим фактом недоволен, но, блин — он же все равно постоянно с клубом. Все равно же в семье. Так чего тут париться лишний раз?
Надо только завершить всю работу на работе, а потом уже срываться на выходные.
— О, это так мило, — фыркает Меган. — Ваши первые совместные выходные. Обязательно наснимайте фоточек совместных. А потом заведем отдельный альбом, который вы будете показывать уже своим детям.
— Побрейся, блин, — огрызается Эдди. — Мы просто кататься на горных великах едем, а не романтический, нахуй, уикенд планируем.
— Ну да, ну да, — кивает она головой.
***
Меган гонит Эдди за продуктами, потому что "кто-то же должен, а ты все равно наотдыхаешься на выходных". Эдди даже сопротивляется только для проформы — ему настроение испортить, кажется, невозможно сейчас вообще ничем.
Он толкает перед собой тележку в супермаркете и сверяется с составленным Меган списком, когда слышит, как его окликают по имени. Эдди поднимает голову от списка и видит Денни. Вот про кого он успел за последнее время забыть, так это Денни.
— О, здорово, — кивает Эдди.
Так, словно не было ничего. И это не он не созванивался и не пересекался с ним достаточно долго. Впрочем, Эдди не считает, что это что-то плохое.
Денни вежливо спрашивает, как у него дела. Эдди вежливо отвечает и задает обратный вопрос. Они перекидываются несколькими не особенно значимыми фразами. Денни идет рядом с ним по рядам супермаркета. Эдди достаточно отстраненно отвечает на вопросы, пытаясь понять, в какой стороне полки с овсяными хлопьями.
— У одного моего приятеля в выходные, кстати, вечеринка неплохая намечается, — говорит Денни. — За городом.
— Меня в городе в выходные и так не будет, — отзывается Эдди. — Так что, если это ты так пытаешься меня позвать — пардон, планы уже есть.
Денни разочарованно кивает. Не глядя берет что-то с полки и бросает себе в тележку.
— Ну, знаешь, — тянет он, — можно было бы тогда вечером куда-нибудь сходить. Ко мне, например. Ты давно не заходил, я как-то даже...
Эдди резко останавливается.
— Так, чувак, — говорит он. — Давай я тебе сразу один момент проясню. Я к тебе заходить и не собирался. И не собираюсь. У меня... Ну, короче, есть кое-кто. И я больше не заинтересован в таких вот встречах. Окей?
Ему казалось, что по радио-молчанию это можно было понять и так. И он действительно считает, что это будет совершенно неправильно — идти к кому-то еще, когда у него под боком есть Трент. Правда, до этого момента своим "кое-кем" Эдди его даже мысленно не именовал. Бро с привилегиями, охрененными такими привилегиями.
От смутного осознания того, что они как-то передружили, кажется, до отношений, внутри все поджимается. Приятно причем поджимается.
— Значит, ты встречаться с кем-то начал? — переспрашивает Денни.
А затем нехорошо как-то усмехается.
— А он-то об этом знает? — интересуется он, наклоняясь к Эдди через тележку. — Потому что, знаешь, если ты о Тренте, то он буквально на прошлой неделе меня трахал так, что я бы в жизни не предположил наличие у него бойфренда.
Эдди, кажется, перестает на некоторое время дышать. Вообще. Потому что это ощущается чем-то невозможным.
— Ты, блять, думай вообще, на кого гнать! — выдыхает он и стремительно отодвигает в сторону свою тележку.
Эдди чувствует себя готовым набить Тасслеру рожу прямо здесь, без каких-то там расшаркиваний.
— Гнать? — переспрашивает Денни и усмехается. — Хочешь, я тебе опишу в деталях татушку на его боку?
Эдди пихает Денни в грудь, отталкивая от себя. Татушку он и сам может описать. В деталях. Блять.
***
Он ни во что не врезается по дороге только потому, что сосредотачиваться только на дороге и может. Эдди не знает, как будет смотреть Тренту в глаза. Не знает, что будет спрашивать. Не знает, имеет ли вообще на это право.
Он видит дорогу, видит знаки, видит повороты. Это все, что он видит и знает. И хотел бы видеть и знать на момент. Вот только дорога заканчивается слишком быстро. Слезая с байка, Эдди чувствует, как его горло сдавливает разрастающийся там ком. С которым хочется орать, но вряд ли получится.
Эдди барабанит в дверь. И единственное, что приходит ему в голову, когда эта дверь открывается, он и говорит:
— Я не еду никуда.

Эдди смотрит на Трента и понимает, что смотреть на него прямо таки не может. Он отшатывается от руки и опускает взгляд. Находиться здесь он не может тоже. Как и находиться где-то еще. Эдди сглатывает и проходит внутрь, чуть не запинаясь о кота. На кота ему оказывается больше всего наплевать, он даже дернуться буквально забывает.
— Я на тебя переоформлю бронь просто, — бормочет он. — Тебе не обязательно не... Черт. Я не могу просто.
Эдди тормозит, чтобы попробовать проглотить комок, который застревает в горле. Комок даже не растворяется, а дышать становится все тяжелей. Так и получается, что дышать он начинает шумно, едва сдерживая себя от... он понятия не имеет чего.
— Не могу, — повторяет Эдди.
И он реально не может. Даже несмотря на то, что они ни о чем вообще не договаривались. Несмотря на то, что между ними на самом деле нет отношений и обязательств. Да и Эдди ничего себе не придумывал. Потому что не осознавал и даже не задумывался. Ему в голову не могло прийти, что Трент может с кем-то помимо него вот так спокойно трахаться. Он представить себе не мог, что его это вообще будет задевать настолько, что больно едва ли не на физическом уровне.
В груди слева вот точно колет. Или сдавливает? Хуй знает.
Эдди оборачивается, поднимает взгляд и заставляет себя его не опускать. Он не может смотреть, но ему нужно, потому что, ну, блять.
— Ты езжай, — говорит он, надеясь на то, что голос не дрогнет. — Я переоформлю бронь, вот и все. У тебя же, ну... Не будет проблем с тем, чтобы найти еще какого-нибудь левого ебаря, с которым можно поехать?
Голос не дрожит, но повышается.
— Ну или наоборот кого-то, кто подставит жопу, — продолжает Эдди. — Я, бля, могу тебе, правда, список на одного урезать — у Дэнни пати какая-то намечается как раз на выходные. Блять, Трент, как ты вообще...
Эдди не может. А комок все стреножит.
Он не представлял, что может быть так больно просто смотреть на кого-то.

У Эдди в ушах стучит до жуткого шума. Ему больно, ему обидно. И спокойный тон Трента выносит еще больше.
— Схуяли?! — восклицает Эдди. — Ну, бля, да, это же заебись было бы — схватить какой-нибудь трипак от того, что ты смолчал о том, что поебывался еще с кем-то!
Он не хочет, чтобы было больно ему одному. Но понятия не имеет, что сказать такого, чтобы Тренту тоже было больно. Эдди может только по роже съездить. Кулаки у него и сжимаются.
Нет, не может.
Ничего он не может. Даже разобраться в том, почему ему настолько хреново от этого всего. То есть, сейчас-то получается. От этого только больнее.
— Я и не думал, что мы эксклюзивные, — говорит он. — Но мы же... Неужели тебе настолько поебать, а?
До Эдди доходит, что он тут — Дэнни. Сам не лучше, сам теперь огребает от того, что, выходит, переоценил то, что между ними было, не оценивая вообще.
Эдди шагает к Тренту, ногти впиваются в ладони. Только боль даже не отрезвляет.
— То есть, мы просто трахались, да? — спрашивает он на повышенных тонах. — Просто так вот, да? Удобно дохуя тебе было?
Ударить хочется, но не получается кулак даже занести. Сил не находится. И в голове какой-то настолько кромешный пиздец, что и контроля никакого не остается.
Зато приходит понимание того, откуда этот пиздец вообще пришел. Потому что помимо того, что хочется ударить, ему хочется еще и дернуть Трента на себя, начать говорить, что он просто перегрелся нахрен, что его все устраивает и вообще.
Но не устраивает. Эдди не может.
— Я, блять, думал, что между нами чего-то нормальное, — говорит он тише. — Я, блять, как дурак последний в тебя влюбился вообще.
Эдди опускает голову. Находиться здесь он тоже не может.
— Нахрен, — говорит Эдди. — Нахер это, я не могу так. Я не могу тебя трахать и знать, что еще кто-то...
Он действительно знает, где дверь. К двери же и дергается.

Эдди не задевает Трента плечом, когда проходит мимо него. Отшатывается, когда оказывается слишком близко, чуть не заваливается куда-то в сторону. Потому что на внутреннем каком-то уровне ему кажется, что даже случайное прикосновение причинит еще более невыносимую боль.
А она пиздец какая и так прошивающая.
— Нахуй, — эхом отзывается Эдди.
Но вот дверью он все равно хлопает. Этот звук продирает его насквозь. Эдди тормозит на пороге, нервно сглатывает и содрогается. Ему кажется, что он больше сюда не вернется. Ему не хочется даже в городе-то оставаться.
Он не оборачивается, когда идет к своему байку. Понимает, что если обернется, не выдержит и пойдет, как дурак последний, извиняться. Притом, что ему и не за что. А если он вернется, то обрубить по живому снова не получится.
Если влюбляться — это настолько хреново и больно, Эдди больше не хочет повторять такой опыт.
А вот дороги Эдди, когда он заводит мотор и отъезжает, уже не видит. Перед глазами какая-то дикая пелена, а в голове полнейшая муть, из-за которой невозможно ничего различить.
Дышать практически невозможно. Эдди ловит воздух губами, но не чувствует его. А в груди все пережимается.
Заносит его на повороте. Эдди не справляется с управлением и, заваливаясь, не чувствует ни веса, ни боли в руке и по ребрам.
***
Обследование показывает, что на ребрах у него несколько трещин, а правая рука сломана. Зато нет других переломов и вроде как нет — сотрясения мозга. Отец говорит, что это от того, что нечему сотрясаться. Меган кусает губы и тихо спрашивает, когда отец отходит поговорить со врачом, какой номер у Трента, чтобы ему позвонить.
— Ни хуя, — говорит Эдди. — Не вздумай даже ему ничего говорить. И про него. Вообще никогда. Окей?
Меган поджимает губы и отворачивается. Эдди не хочет здесь находиться. Не хочет возвращаться в ближайшее время в мастерскую, не хочет ходить по улицам, где может встретить Трента.
***
Дед встречает Эдди с такой суровой рожей, что кажется, в округе все молоко должно прокиснуть. Но Эдди только рад. Деда он вообще около года не видел, все никак не находил времени на то, чтобы доехать до него. А дед не выезжает уже несколько лет из своего пригорода.
Эдди именно это и нужно.
Номер Трента он закидывает в черный список, а затем удаляет из телефонной книжки. Чтобы не возникало даже желания в какой-то момент ему позвонить или написать. Эдди нужно переболеть, он надеется на то, что у него это пройдет. Потому что теперь, когда Трент еще и в клубе, очень сложно будет вечно избегать встречи. Не снимать же жилет из-за глупой влюбленности.
Глупым влюбленностям свойственно проходить.

Дед занимается ремонтом гаража. Эдди может только подносить с левой руки ему необходимые инструменты да воду стаканами. Он обещает вернуться и нормально помочь, когда снимет гипс.
Эдди не попускает. Больно даже просто дрочить — морально, не физически, с этим с левой рукой он управляться научился быстро. Только думать не о Тренте не получается вообще ни в какие моменты.
Вообще-то Трент мудак. Если так подумать, он мудаком себя все время и показывал. Но Эдди было как-то поебать. А теперь он по этому мудаку мучительно скучает.
***
— Наладить бы еще переключение передач, — говорит дед, постукивая пальцами по бутылке, — и я бы на следующий пробег в День Труда с вами проехался.
— Надо будет покопаться, — говорит Эдди, думая совершенно не о том.
Ему будет неплохо тут задержаться. Деду помочь не только с гаражом, но и с байком. Деду помощи реально не хватает. У них в городе как-то хватает своих проблем, а он никогда не просит о помощи. Эдди реально не задумывался о том, сколько проблем существует дома у деда. Вот крыша в нескольких местах течет. Сантехника не менялась много лет. Да и уборкой нормально можно было бы заняться.
Эдди думает о том, чтобы еще и Меган сюда позвать. Потому что на самом деле только с дедом ему скучно. Или вот Бадди — да, Бадди позвать можно, отцу только намекнуть, что деду реально помощь нужна.
Эдди нужен какой-то проект, Эдди этот проект находит.
***
Эдди зависает, листая фотографии с телефона, сидя на крыльце дома деда. Он натыкается на ту фотографию, которую они втроем сделали в день переезда. Трент, Меган и он сам. Эдди думает о том, что ее надо нахер удалить. Но рука не поднимается.
— Это та девочка, с которой ты живешь? — спрашивает дед, усаживаясь рядом с двумя открытыми бутылками с пивом.
Эдди кивает и быстро блокирует телефон, чтобы отложить его на ступеньку рядом с собой.
Фото надо нахер удалить. Но всяко не при деде.
***
В город ехать ему совершенно не хочется, но приходится. Приходит пора снимать гипс. Он едет на автобусе, от остановки добирается на другом до мастерской, надеясь на то, что не пересечется там с Трентом. Оттуда до больницы его обещала подкинуть мать, потому что ей удобней после работы будет подхватить его именно там. С ней Эдди не спорит. Да и с отцом ему хочется увидеться, и с братьями по клубу. Практически со всеми.
До гаража он идет с телефоном, дозваниваясь до матери.
— Ладно, да, — говорит он. — Я подожду в мастерской. Только сильно не задерживайся, ладно? Ну, я просто могу и батю попросить меня подбросить. Окей, окей, я подожду, не начинай.
Эдди переступает порог гаража и замирает на некоторое время. Ну надеялся же, ну зачем вообще так. Он не уверен в том, что готов вообще с Трентом видеться. Только отцу об этом все равно не сказать.
Отец идет к нему, хлопает его по плечу, обнимает. Эдди старается улыбаться не натянуто. Отца-то он как раз рад видеть. Но вернуться к деду обратно ему как-то сразу хочется сразу. Эдди планировал проторчать в городе до выходных и к выходным же поехать помогать деду, но теперь думает, не пересмотреть ли свое решение: ему становится как-то душно и паршиво.
— Привет, — бросает он Тренту, не глядя на него. — Пап, — обращается он к Рентсу, — мама сказала, что приедет где-то минут через сорок. Вообще, у вас есть шанс разрисовать мне наконец-то гипс. А то чего я как дурак в травму приеду? Даже безо всякого маркером...
— Без меня, — хмыкает отец. — У меня дела еще есть. Вечером к нам заедешь? Ужин сообразим. Меган тоже с собой захвати.
Эдди кивает. Отец кивает в ответ, снова хлопает его по плечу и идет на выход из гаража. Эдди тянет потянуться за ним, чтобы не оставаться тут наедине с Трентом, но мешкается. Не ходить же ему хвостом за отцом, пока мать не приедет. Идиотизм какой-то.
Он неловко закрывает левой рукой гипс, отводя взгляд. Чувствует себя Эдди снова невероятно паршиво.

У Эдди сводит все. Зубы, внутренности, мысли. Ему больно смотреть на Трента, но он не может в итоге отвести взгляда. Воспоминания оказываются слишком свежими и перебивающими прямо по хребтине так, что хочется орать.
Вместо этого он сглатывает и цепляется пальцами за свой локоть как можно сильней. Эдди не может ничего. Ни влюбиться по-человечески, ни как-то объект этой влюбленности рядом с собой удержать.
Он смотрит на Трента и не понимает, как вообще так вышло. Что конкретно он не так делал? Ведь реально им конкретно вдвоем хорошо было. Или это только ему так показалось.
— Держится, — отвечает Эдди. — Старик еще нас всех переживет, чего ему, — а это уже на инерции.
Эдди не мог бы и сам придумать более нелепой темы для разговора. То есть, сам-то тут он просто завис бы, не представляя вообще, куда себя деть. Может и стоял бы так столбом до приезда матери. Или закрытия мастерской. Он ведь понятия не имеет, как вести себя с бывшими, которые и вовсе не бывшие, потому что настоящими никогда и не были. У него с нормальными-то отношениями опыта нет никакого.
Он понимает, что может только начать нести какую-то полнейшую чушь. Про погоду, про надписи на гипсе, про дедов гараж, который еще чинить и чинить.
А еще понимает, что хочет с Трентом говорить. О чем, блять, угодно. Потому что пиздец как по нему истосковался за прошедшее время.
— Я вообще, — начинает Эдди, — к нему обратно уеду. На выходных или раньше. Он там гараж ремонтирует. Я помочь обещал. Сейчас-то не вышло.
Эдди невесело хмыкает и поводит плечом. С гипсом ведь от него еще меньше толку, чем обычно.
Он начинает ощущать себя еще более отвратительно. Это кажется ему настолько реальным пиздецом, что возникает острая потребность в том, чтобы оказаться где-то не здесь прямо сейчас. Эдди убирает руку от гипса и лезет в карман за пачкой с сигаретами. Одной рукой с курением справляться неудобно, но за последнее время он наловчился.
— Ладно, я снаружи пойду курану, — говорит Эдди. — У тебя работы, наверное, полно еще.
Он сжимает пачку в руке и снова отводит взгляд. Чувствует, что сбегает от проблемы, которая Тренту и проблемой может не казаться. Но другого выхода у него просто нет.

Эдди по дороге открывает пачку сигарет большим пальцем, наклоняется к ней, чтобы зубами вытащить сигарету. Но грохот он слышит и оборачивается.
Пачку из руки он выпускает и, совершенно не думая, дергается к Тренту. Его сердце пропускает несколько ударов точно.
Он падает рядом с Трентом на колени, шумно дышит и нервно сглатывает.
— Чувак, — говорит он. — Эй, ты чего?
Эдди протягивает руку до лица Трента. Тому, кажется, вообще как-то внезапно хреново. Вспомнить о том, были ли такие еще приступы раньше, он не может. Не было ведь. Ни при нем.
Он ловит чужое слишком тяжелое для нормального дыхание.
— Бля, Трент, — выдыхает Эдди.
Он поворачивает голову к выходу из гаража, не зная, чего ему вообще делать. Позвать отца? Вытащить телефон и позвонить в скорую? Эдди даже не понимает, что происходит-то.
Рукой он проезжается от лица до шеи Трента, снова поворачивая голову к нему. Его самого накрывает нехилой такой паникой.
— Тебе принести чего-то? — спрашивает Эдди. — Или умыться надо? Бля... Ты встать можешь вообще?
Эдди тараторит и паникует. Его прошибает холодным потом только от одной несчастной мысли о том, что с Трентом может случиться что-то вообще критичное. Эдди не представляет совсем, как жить, если что-то произойдет. Просто в отдалении-то хуево.
Ему кажется, что его сейчас просто разорвет.

В какой-то момент Эдди кажется, что Трент хочет его руку не то что убрать, заломать нахуй. А потом сломать еще и ее. Эдди не знает, смог бы он сопротивляться и отвечать, если бы что-то такое произошло. Даже если бы правая рука у него была здоровая. Да, ему хотелось разбить Тренту рожу к хренам собачьим в какой-то момент, когда он уже обосновался у деда и пытался переварить произошедшее. Но нет, он сейчас почему-то чувствует себя виноватым в том, что с Трентом происходит.
А происходит что-то точно.
Эдди сглатывает. Трент просит его не уходить. Впервые, блять, кажется, в жизни. Эдди теряется и не знает, что сказать, что сделать.
Его тянет Трента обнять. Прижать к себе крепко и, ну да, в жизни больше не отпускать. Не уходить так точно. Но у него рука, это все так неловко, что он еще больше теряется.
— Я... — начинает он, тараща глаза на Эдди. — Не ухожу я никуда, ладно? Я тут, чувак. Я с тобой, окей?
Не окей, явно ведь не окей.
Простить Эдди готов тоже, кажется, все. Ему было пиздецки больно, но тогда он не имел никакого права на эту боль. И на возмущения тоже. Он не знает, имеет ли право теперь хоть на что-то. Он не знает, как себя вести. Он-то вроде как ничего такого не сделал.
Только влюбился. Но тут он уж точно не виноват, он не собирался ведь. Не планировал влюбляться, планировал дружить и трахаться. Теперь-то этого уже не достаточно.
Эдди оборачивается на выход из гаража, снова думая о том, а не позвать ли кого-то на помощь. Не стоит вообще кому-то видеть Трента таким. Не потому что некомфортно кому-то может быть, нет. Потому что он эгоистично хочет сохранить этот момент для себя, несмотря на то, что Тренту хуево.
Это ведь выходит, что Трент ему вот тоже практически в любви признается, да? Это ведь охренеть. Это ведь сердце бьется так, словно собирается или пробить грудину, или вырваться из самого горла. Эдди чуть наклоняется к Тренту.
— Вообще никуда не уйду, — быстро говорит Эдди. — От тебя не уйду. Все, блять, не отделаешься. Понял меня, да?
Он выдыхает и закусывает улыбку, которая так и просится на губы. Ему все равно еще надо что-то сделать. И матери позвонить, дать отбой, сказать, что до травмы с гипсом своим все же сам доберется. Ни хрена он Трента не оставит.
— Ты сможешь подняться? — спрашивает Эдди. — Давай хоть до сортира дойдем, умоешься, воды похлещешь, а?

Эдди чувствует себя кромешным идиотом. Как он вообще мог быть настолько слепым, что не обратил внимания на то, что с Трентом реально не все в порядке? Тот же просыпался при нем с кошмарами. Какого черта он не подумал?
Уже в уборной он опускает голову. Он не знает, может ли вообще чем-то тут помочь. Но смутно догадывается, что причиной обострения мог стать он сам. От этого сразу становится как-то паршиво. Если бы он раньше понял, что с Трентом чего-то серьезное, наверняка не стал бы ведь вот так, как дебил, устраивать драму и сваливать, хлопая дверью.
А, нет. Пожалуй, стал бы. Эдди ведь только и может что думать исключительно задним умом.
— Бля, — выдыхает он. — Я ведь говорил, что если тебе надо поговорить, я... Бля.
Эдди шагает к Тренту. Протягивает левую руку к нему снова, но так, чтобы устроить ее на его поясе. Объятие выходит совершенно неловкое, потому что загипсованная рука все равно оказывается таким нихуя себе препятствием. Эдди все равно подается ближе, чтобы устроить подбородок на его плече.
Да хер там, больнее ему сделать все равно уже не получится. Эдди и представить не может других возможных ударов в спину, которые смог бы пропустить от Трента.
Он не понимает, но вроде и понимает. Это странное подвешенное ощущение, которое ему не очень нравится, но которое все равно начинает затуманиваться близостью к Тренту.
— Сказал же, блин, — бурчит он. — Не отделаешься.
Эдди пытается дышать нормально, но дыхание все равно сбивается при попытке дышать даже не воздухом, а запахом Трента.
— Я мамке сейчас позвоню, — бормочет он. — Скажу, чтобы не приезжала. Она же меня в травму должна была... Похер, короче, просто сам срежу, а до травмы потом дойду. На мне ж все, как на собаке это самое. И можем это. Прогуляться просто пешком до меня. Или до тебя. Воздухом там подышишь, вот это все.
Эдди отстраняется и поднимает взгляд. Ему все еще не до конца удается поверить в то, что его прежний личный кошмар, видимо, остается позади.
И в то, что он снова может охуевать и думать про какие-то совместные планы. Как минимум на один вечер.